Президент России впервые значительную часть своего послания Федеральному собранию посвятил важности технологического бизнеса - коммерциализации научно-технического потенциала страны. Отмечены внутренние проблемы: "Наша экономика пока недостаточно восприимчива и к достижениям научно-технического прогресса. Значительная часть предприятий практически не вкладывает средств ни в создание новых технологий, ни в модернизацию старых... Богатый научно-технический потенциал, которым обладает Россия, должным образом нами самими не используется. Достойных и долгосрочных проектов для него в экономике очень мало". Более того, возможности использования научно-технических достижений названы в качестве одного из источников более высоких, "президентских" темпов роста отечественной экономики. Низкая оценка возможностей страны и отсутствие активной политики поставлены правительству на вид.

Без внимания не остались и внешние задачи. Сказано о необходимости, во-первых, помочь российским разработчикам встроиться в мировой венчурный рынок капитала и, во-вторых, создавать условия для здоровой коммерциализации прикладной науки в самой стране, в том числе - путем создания совместных предприятий в стране и за рубежом. Президент даже выдал указания правительству: "Следует определиться с формами государственной поддержки новых технологий. Найти подходы, соответствующие нашим ресурсам, современной географии рынков, типам хозяйственных связей". Теперь ясно, что на самом высшем уровне руководства понятна важность решений, привязанных к конкретным проектам, а не к отдельным отраслям, и что "модель научно-технического прогресса прошлых лет - помпезную и архаичную модель одновременно - восстанавливать нецелесообразно".

По различным оценкам, в бывшем СССР проживало до 40% образованных людей мира. Число инновационных продуктов и технологий в России исчисляется десятками тысяч. Уже десять лет Российская Федерация является самостоятельным государством, прошло почти 15 лет после начала перестройки, но у страны нет стратегии научно-технического развития. Центр стратегического развития Германа Грефа тоже ничего подобного не произвел. Так что пока приходится довольствоваться некой доктриной на нескольких страницах - но многие ли с ней знакомы? Впрочем, и в ней не удастся найти необходимые установки и ориентиры. Страна с огромным научно-техническим потенциалом оказалась не готовой к его реализации в условиях конкуренции и открытого рынка, в том числе и на уровне государственного управления. И это не удивительно. Капитализация знаний, пожалуй, единственное, что полностью отсутствовало как в прежнем опыте, так и в образовательной подготовке. Благие пожелания и PR государственных чиновников о создании условий для здоровой коммерциализации прикладной науки до сих пор не привели к каким-либо заметным результатам.

На сегодняшний день около 76% промышленных предприятий приватизировано, но, по данным Госкомстата, лишь 4-5% развивают и внедряют инновационные разработки в свою деятельность. В США этот показатель превышает 35%. В России у крупных предприятий еще нет по-настоящему динамичного ядра. Ситуация далека даже от существующей в Корее, где крупные компании наработали и активно используют способность осваивать новые технологии и создавать стратегические связи в сотрудничестве со знающими, квалифицированными экспертами, поставщиками и клиентами. Показательно, что большинство менеджеров отечественных предприятий все еще не считает необходимым устанавливать такие связи и активно использовать технологические достижения.

В России действует около 40 тысяч малых инновационных предприятий, что составляет менее 3% от общего числа работающих малых фирм. За последние пару лет их число почти не изменилось. Пропорция, существующая на Западе, заставляет предполагать, что для развития технологического бизнеса этот процент должен быть в 3-4 раза выше (по данным "Независимой Аналитической Консалтинговой Группы"). Оставляет желать лучшего и общая ситуация с технологическими менеджерами. Так, в странах Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) на одного ученого приходится 10 менеджеров, своевременно отбирающих, патентующих и продвигающих перспективные научно-технические достижения и разработки. В нашей стране - наоборот: на одного технологического менеджера приходится 11-12 ученых (эти данные прозвучали в выступлении директора Центра коммерциализации технологий АНХ при правительстве РФ). Кроме того, квалификация подавляющего большинства этих менеджеров, к сожалению, невысока, поскольку они - те же ученые, образовавшие малые предприятия, и лишь немногие из них прошли хотя бы переподготовку.

Год от года число стимулов для технологического бизнеса со временем только уменьшается: инвестиционную льготу недавно отменили, как и платежи за загрязнение окружающей среды; институты не первый год львиную долю от собственной прибыли обязаны перечислять на счет своего "родного" министерства; научно-технические малые предприятия, которых всего-то около 3% от всех малых предприятий, вот-вот перестанут называться малыми из-за своих "больших" оборотов и, соответственно, лишатся обещанных налоговых послаблений; РАВИ (Российская Ассоциация Венчурного Инвестирования) уже не первый год работает с Госдумой в направлении смягчения законодательства, в т.ч. в области валютного регулирования, но успехи минимальны, и таких примеров немало. Инфраструктура для здоровой коммерциализации прикладной науки сама по себе не возникла, а государственные управленцы так и не удосужились заняться социальным инжинирингом и целенаправленно стимулировать технологический бизнес.

Возможно, когда крупные отечественные предприятия не проявляют должного интереса к техническим инновациям и государство не стремится стимулировать малые инновационные фирмы, к разработкам проявили большой интерес "бизнес-ангелы", венчурные инвесторы и государственные фонды? И "да", и "нет", то есть интерес существует, но незначительный по тем же причинам. Государственные фонды (Фонд содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере, Российский фонд технологического развития, Российский фонд фундаментальных исследований, Федеральный фонд поддержки малого предпринимательства), как и "бизнес-ангелов", в родном отечестве можно по пальцам одной руки перечесть, а институт венчурного инвестирования не развит, чему в немалой степени способствовал август 1998 года.

Сегодня в России реально работает около 20 венчурных фондов, под управлением которых находится 1,5-2 миллиарда долларов, из них инвестировано несколько более четверти средств. В основе этих денег лежат иностранные инвестиции, и ЕБРР здесь играет важную роль. Есть и доля национального капитала, правда, она весьма незначительна. В капитале четверти всех венчурных фондов ЕБРР принимает непосредственное участие, помимо этого, банк реализует программу собственных венчурных фондов при участии правительств стран G7 (данные РАВИ и "Независимой Аналитической Консалтинговой Группы"). Но в высокие технологии венчурные инвесторы, как правило, вкладывают лишь незначительную часть средств. Деньги идут в основном на расширение имеющегося производства и вывод продукта на национальный рынок (данные РАВИ). Если опираться на международный опыт, то отечественным компаниям и разработчикам улучшений в этой сфере ждать не приходится. Так, в большинстве развитых стран около половины венчурного капитала имеет национальное происхождение. В качестве источников, например в Европе, выступают банки, пенсионные фонды и страховые компании.

В России, как это обычно бывает, сложилась уникальная ситуация. Одновременно с осколками советской системы создания и внедрения научно-технических достижений, насильственной по своей природе, в России живет и развивается множество новых структур: инновационные и инновационно-технологические центры; технопарки; центры коммерциализации технологий; венчурные фонды; фонды поддержки и содействия бизнесу в научно-технической сфере; службы технологических посредников; компании, работающие в качестве технологических брокеров, однако инфраструктура инновационной системы так и не возникла, или, точнее сказать, не создана. По разным оценкам, в стране существует от 60 до 70 наукоградов, но лишь для трех из них этот статус утвержден официально, что означает некоторые налоговые послабления и несколько более благоприятный деловой климат. Только в наукоградах насчитывается около 3-4 тысяч различных инновационных структур (данные из доклада директора программы ТАСИС Э. Армстронга, выступление в Санкт-Петербурге в июне 2000 г.) - центров коммерциализации, инновационно-технологических центров, технопарков и пр., созданных, как правило, при различных НИИ и научных центрах. Такие структуры есть и в больших городах с высокой концентрацией вузов и НИИ - это Москва, Санкт-Петербург, Томск, Новосибирск, Екатеринбург, Нижний Новгород и др. Многие государственные НИИ уже обзавелись или стремятся создать у себя небольшие производства или отдельные производственные линии и торговать "с колес". Сотни разработок готовы к созданию бизнесов на их основе - то есть имеется опытная партия продукции или хотя бы опытный образец, успешно прошедший испытания и хорошо себя зарекомендовавший. Об этом говорят результаты многочисленных конкурсов и, в частности, конкурс "Русские инновации", результаты которого были объявлены 15 мая. Еще больше разработок находится на стадии "отдельных узлов" и "вычислений", но и они способны дорасти до опытных моделей в случае привлечения "посевных денег".

Вроде бы в России нет проблем не только с идеями, но и с благородными порывами, направленными на помощь фирмам в коммерциализации технологий. Участники рынка готовы к сотрудничеству и взаимодействию, созданию некоммерческих партнерств и союзов, совместному развитию бизнесов, есть опытные модели и опытные партии, но почему же тогда вклад технологического бизнеса в бюджет страны столь незначителен? Ответ многолик, но, по сути, один - нет стимулов для существенного увеличения экономической активности в технологическом бизнесе. Несмотря на сотни технопарков по всей России, они не стремятся к обмену опытом, знаниями и сотрудничеству. Достаточно взглянуть на два сайта - ассоциации "Технопарк" (Россия) и Международной ассоциации научных парков (IASP). Если ассоциация "Технопарк" не подает признаков жизни уже несколько лет, то Международная ассоциация научных парков объединяет сотни членов из 55 стран мира, причем из России присутствует только все та же ассоциация "Технопарк". В конференции IASP, проходившей в Эдинбурге в 2000 г., приняли участие около 300 представителей технологических парков и бизнес-инкубаторов из 44 стран мира (информация участника XVII конференции IASP, представителя Научного парка МГУ). От российских организаций были только два человека, и оба из Москвы. В 2001 году ситуация осталась без изменений.

Сотрудничество наукоградов ничем не лучше "дружбы" технопарков. Подобным образом отличаются "их" программы в России от "наших". О результатах и направлениях работы программы ТАСИС "Инновационные центры и наукограды" можно получить исчерпывающую информацию в московском офисе, но о российской федеральной целевой программе, реализуемой в наукограде Обнинск, можно узнать только из СМИ, и только общие положения - на соответствующих сайтах. Эта федеральная целевая программа реализуется в качестве экспериментальной, Обнинск - ее испытательный полигон. При этом так и не созданы единый аналитический и реальный координационный центры программы (данные от собственных источников автора в Обнинске, от компетентного участника программы). Несмотря на продвижение "обоза", т.е. реализацию программы, выливающуюся в освоение денег, ситуация больше напоминает известную басню.

Получается, что причина слабости отечественного технологического бизнеса - в банальном отсутствии экономических стимулов, порожденном некомпетентным государственным управлением, а точнее, его практически полным отсутствием.

Дизайн и поддержка: Silicon Taiga

Обратиться по техническим вопросам