Но была и капля дегтя в этом сплошном меду: стала маячить изнанка, закрадывались опасения - а ну как роботы обнаглеют и захватят человечество в полон, выйдут из-под контроля и поработят нас. Забавно, но при этом ничего не говорилось о том, империалистический характер будет носить будущий кибернетический то ли рай, то ли ад или коммунистический, поскольку не ясен оставался грядущий образ мыслей нового Голема. Но так или иначе это были наивные надежды, а главное - недальновидная апокалиптика: никто не подозревал, что угроза не в порабощении, а в подмене - Голем примется жить вместо нас…
В пору создания первых советских вычислительных машин кибернетика уже была реабилитирована наравне с генетикой, но связь ее с войной и космосом еще в полной мере не осознавалась. Это были блаженные времена социализма, который кончился с приходом на нашу землю персональных компьютеров: отчего-то должным образом не отмечен тот факт, что едва первые PC появились на наших письменных столах, как советская империя рухнула. Если не день в день, то год в год.
Все потому, что компьютеры не знают не только идеологии, но и хоть какой-либо государственной морали. Как гены. Быть может, за это и те и другие так не любили при Сталине. Их можно приспособить и использовать, но окончательно приручить не удается, и при первом удобном случае они перебегут на сторону врага. Но что там идеология, когда в компьютерную эру кардинальную перемену претерпели сами отношения между людьми.
Эти отношения стали лучше - то есть надежнее. Проблемы верности, зависти, ревности перешли в план виртуальный. Компьютер оказался марксистом в том смысле, что все прочие отношения уместились теперь в отношения между человеком и железякой с инкрустацией из стекла и пластмассы, она стала единственным орудием не только производства, но и всех прочих видов деятельности - скажем, инструментом войн и приспособлением для получения многих других удовольствий. Изменилась сама ткань повседневного бытия.
До того человек жил жизнью неумытой, не имеющей стержня: ни яркого начала, ни содержательной середины (если таковой не считать бракосочетание и деторождение), ни пристойного конца. Ячейками ее были семья или школа, институты малоорганизованные и хрупкие. Жизнь как бы топталась на месте, образ ее получался смутный и двоящийся. С началом компьютерной эры он сделался ясным и монохромным, как стена больничной палаты.
Кровью жизни по-прежнему остаются деньги, но их все реже передают из рук в руки, используют вместо наличных банкоматы и пластиковые карточки. Компьютеры торгуют и расплачиваются, сватают, контролируют подбор спермы для искусственного оплодотворения, имитируют любовницу, принимают роды, воспитывают и обучают. Странно, что компьютеры до сих пор не различимы по половому признаку, не говоря уж о расе, - наверное, из политкорректности Билла Гейтса.
Если понимать необходимость вездесущности этого устройства, то ясно, что желательно иметь его при себе всегда - в кармане, в лифчике, в авторучке и в расческе. Здесь нет и не будет предела, какими бы монструозными ни казались новые идеи: компьютер выбирает температуру жилища, смывает ваши экскременты в туалете, управляет вашей машиной, ублажает вашу жену. Зачем все это нужно - вопрос праздный; в обществе, помешанном на бесконечном обновлении, на миниатюризации наряду с мегаломанией, все это является прекрасным по умолчанию и вызывает томление потребителя. Впрочем, подобная эйфория загоралась после каждого исторического изобретения: вокруг пара, электричества, фотографии, радио, но по влиянию на жизнь человека компьютеру могут пока составить конкуренцию - в потенции - только грядущие успехи генной инженерии. И появление биокомпьютера, программой которого будет сам генетический код.
И не стоит тешить себя надеждой, что все это - лишь издержки ветреной и капризной моды. Нет, наша белка уже не сможет выпрыгнуть из этого колеса. Пока не сдохнет. Впрочем, единственное, что компьютер пока еще не возьмет на себя, так это вашу смерть, он и сам пока тоже не бессмертен, хотя и предпринимает попытки самовоспроизведения. Но самое главное, кажется, в другом: есть подозрения, что компьютер не верит в Бога.
