Для зарегистрированных пользователей |
|
Лавочки для академиков
Ирик Имамутдинов, Дан Медовников
Инновационной революции, о необходимости которой так долго писал наш журнал, в прошлом году так и не произошло. Попытки "подойти к снаряду", предпринимаемые отдельными политиками и бизнесменами, производили впечатление деятельности энергичной, но достаточно спорадической. Между тем надо признать, что сделано было много чего. Главное, что власть и бизнес обозначили свой интерес к инновационной сфере и теперь перешли к делу - ищут наиболее оптимальные пути инновационного развития отечественной экономики. Но достаточно ли хорошо они понимают, с чем имеют дело?
Пятизвездочный НИИ
О том, что инновационный процесс зашел в России достаточно далеко говорит такой факт: самый консервативный и самый важный в сфере НТП национальный институт - Российская академия наук - образовал собственное инновационное агентство. Минпромнауки провело конкурс инновационных проектов государственного значения, отобрало одиннадцать тем, на которые Минфин выделил 40 млн долларов. Происходит структурная реформа внутри самого Министерства промышленности, науки и технологий - в нем наконец-то создан департамент инновационного развития, который возглавил известный на инновационном рынке специалист Борис Симонов.
Хотя концепция развития венчурной индустрии, разработанная министерством более года назад, так и не была принята, венчурная модель стала входить в России в моду. Если в 2002 году не было создано ни одного нового фонда, то в прошлом году на нашем рынке их появилось сразу несколько. Минатомовский концерн "Техснабэкспорт" - крупнейший поставщик обогащенного урана на мировой рынок - на паях с Минпромнауки образовал Венчурный инвестиционный фонд с капиталом 10 млн долларов. Главное, что вслед за государством зашевелился отечественный крупный бизнес. В июне 2003 года Альфа-Групп объявила о создании венчурного фонда "Русские технологии". Объем его для России совсем немалый - 20 млн долларов. Если "Альфа" и "Техснабэкспорт" добьются успеха на новом поприще, то можно ожидать, что спустя некоторое время по их стопам двинутся и другие представители крупного российского бизнеса.
Всполошились и западные инвесторы. В мае прошлого года в Москве появилось венчурное подразделение крупнейшего IT-производителя Intel Capital. В Россию караванами потянулись делегации многочисленных инвестиционных фондов, в США в короткий промежуток времени прошло несколько форумов, связанных с продвижением российских высоких технологий.
Отечественный крупный бизнес пробует работать с наукой и напрямую, минуя венчурные механизмы. В конце года Российская академия наук и "Норильский никель" подписали Программу научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ по водородной энергетике и топливным элементам. Рассчитана эта программа на десять лет и оценивается в 40 млн долларов. В том же декабре нефтяная компания ЮКОС открыла профильный институт, прозванный в академических кругах из-за оснащенности современным оборудованием и западных условий оплаты труда "пятизвездочным".
Появление классических и кэптивных венчурных фондов, рост активности корпоративных НИОКР в самых разных отраслях народного хозяйства от нефтянки до агропрома, попытки чиновников и крупных предпринимателей прочертить контуры национальной инновационной системы показывают, что в России возник реальный спрос на национальную модель управления НТП. Предложение тоже есть, причем на любой вкус: от ультралиберального варианта развивать у нас прежде всего англо-саксонские венчурные механизмы до "этатистской" модели, предполагающей организацию силами государства и крупного капитала прорывных мегапроектов общенационального масштаба.
Пока теоретики НТП и ответственные за эту зону национальной жизни чиновники ломают копья, присмотримся к тому, что реально выросло за последние десять-двенадцать лет на русской инновационной клумбе и как эти новые проекты вписываются в схемы, предлагаемые сейчас различными специалистами
Венчур с опозданием
Химически чистая венчурная схема у нас пока не проходит. Несмотря на активность крупных российских и западных инвесторов, историй успеха инновационных компаний, проинвестированных по венчурной схеме, практически нет. По признанию представителей венчурных фондов, они пока просто не находят в России достойных объектов для финансирования, называя местное инновационное предложение "сыроватым". На заседании экспертного совета Конкурса русских инноваций представитель Альфа-Групп Владимир Бернштейн признавался, что обратился к опыту нашего конкурса не от хорошей жизни - за полгода работы принадлежащего консорциуму фонда "Русские технологии" не было найдено ни одного подходящего для продвижения проекта. С другой стороны, и инновационные фирмы относятся к венчурной схеме настороженно. В прошлом году остались невостребованными полмиллиона евро конкурсной премии немецкой инвестиционной компании, которой наши инноваторы отказались продать за эту сумму блокирующий пакет своей фирмы.
По словам генерального директора фирмы - победителя Конкурса русских инноваций "Лаборатория 'Амфора'" Павла Осипова, венчур в России норовит включиться в проект на слишком позднем этапе. Венчурный инвестор учитывает повышенные риски, трудности выхода из бизнеса из-за отсутствия институтов IPO и проч. и поэтому требует контрольный пакет компании, когда новый продукт уже создан и средства нужны уже не столько для НИОКР, сколько для маркетинга. Между тем на Западе классический венчур проявляется уже на стадии, когда изобретатели только подали заявку на патент. "В России на этой стадии разработок, - уверяет г-н Осипов, - никто из венчурных капиталистов не придет, у нас он приходит с предложением, когда уже есть работающий прототип, есть команда и получено три-четыре патента. Но когда по сути создан продукт, венчурист нам просто не нужен, нам становится необходим стратегический партнер, хороший маркетинг. Зачем нам венчуристы, которые работают как инвестиционный отдел банка, у которого просто есть определенные полномочия по увеличению рисков? Ведь отдел банка не претендует на пакет акций фирмы. Гораздо удобнее иметь дело с пассивным, портфельным инвестором или заключать производственные альянсы с профильными фирмами, которые четко знают рынок.
Мало того, что мы считаем, что путь венчурного финансирования не очень подходит для России, мы пришли и к тезису, что эта модель инвестирования в хай-тек вообще достаточно сомнительна. Если мы посмотрим истории компаний, которые воспользовались поддержкой венчуристов, то увидим, что практически только одна компания из десяти выходит на большой рынок. А кто задался вопросом: почему остальные девять не дошли до светлого будущего? Такой статистики просто нет".
Случай другой компании - победителя Конкурса русских инноваций "Фомос Технолоджи" скорее исключение, которое подтверждает правило. "Мы не хотели переводить центр принятия решений за пределы России, а во-вторых - за границы уже сложившейся компании, - говорит президент группы 'Фомос Технолоджи' Владимир Аленков. - Мы пробовали понять, можно ли придумать какую-то организационную инновацию, чтобы не доводить участие иностранного инвестора до критических пакетов. И нам удалось привлечь деньги в открытое акционерное общество на территории России без продажи контрольного пакета акций и при этом выстроить нормальные, доверительные отношения с акционерами не только путем формирования совета директоров, устава, но и в человеческом плане, так что кредитные линии на большие суммы нам открывают в течение всего двух-трех дней. Появляется прибыль, мы ее выплачиваем, принимаем решения вместе. В результате именно человеческие отношения
привели к тому, что американские инвесторы пренебрегли своими обычными схемами работы на инновационном рынке: они дали нам самостоятельность. А для нас самостоятельность - это дополнительные финансы".
Полоса пропускания
Нестыковка стандартных венчурных инвесторов с инновационными компаниями происходит не только потому, что венчуристы включаются слишком поздно (тогда, когда по сути они уже не нужны) и требуют слишком многого (владение контрольным пакетом - стандартное условие). Если посмотреть на наиболее успешные инновационные компании России, становится очевидным, что все они выросли из научных школ мирового уровня советского происхождения. Потому и есть у них уникальные конкурентные преимущества на вновь возникающих рынках. Венчур с этим феноменом просто не умеет работать: создать интерференционный модуляционный микроскоп (проект "Лаборатории 'Амфора'"), опровергающий своей рабочей схемой законы стандартной оптики в каком-то смысле посложнее, чем вывести на IPO очередной "дотком". Сумеет ли работать с этим нынешняя мегапроектная политика Минпромнауки - тоже вопрос. В конце концов, эффективность интеллектуального производства научной школы отнюдь не пропорциональна ее лоббистскому потенциалу.
Именно уникальность ниш заставляет наших инноваторов заниматься тем, о чем в стране с развитой НИС не задумываются, - русские инновационные предприниматели берут на себя издержки по поддержанию национальной инновационной инфраструктуры. Нормальный инвестор проявить интерес к научной школе, конечно, может, но в лучшем случае в качестве мецената. Наш же малый инновационный бизнес вкладывает средства в постсоветские НИИ и лаборатории, выстраивает среду себе, тем самым создавая условия для возникновения инновационной экономики в национальном масштабе.
Так, компания "Фомос", по словам ее руководителя Владимира Аленкова, родилась из идеи коммерциализации научных знаний, наработанных советской школой кристаллографии. "Фомос" разрабатывает новый класс материалов на базе нового пьезоэлектрика лангасита (его производство до сих пор не освоено никем в мире, даже японцам пришлось покупать лицензию устаревшей технологии выращивания этого кристалла именно у "Фомоса"). Лангасит активно разрабатывался в начале 80-х учеными физфака МГУ и Института кристаллографии. Сначала новый материал планировали использовать в качестве активного элемента твердотельных лазеров с изменяемой частотой излучения, но его пьезоэлектрические качества оказались более перспективными. Проект по созданию нового материала был подхвачен ВПК, и его стала курировать кафедра кристаллографии Московского института стали и сплавов (МИСиС).
В 90-х выпускники института взялись за коммерциализацию проекта, для чего и пригласили руководить проектом поднаторевшего в торговом бизнесе Владимира Аленкова. Лангасит интересен тем, что имеет уникальную совокупность свойств: более широкую полосу пропускания по сравнению с кварцем и в то же время в отличие от танталата и ниобата лития (наиболее используемых пьезоэлектриков) обладает температурной стабильностью. Чем шире полоса пропускания полезного сигнала в усилителях промежуточных частот, тем больший объем цифровой информации может обработать приемопередающая радиоаппаратура. Уже существуют такие устройства, в которых, кроме лангасита, невозможно использовать другие материалы для реализации тактико-технических характеристик прибора. Оборонка обеспечивает сейчас небольшой сбыт, но многомиллиардный рынок коммерческой сотовой связи волнует "Фомос" намного больше - именно миниатюрные лангаситные фильтры окажутся неоценимыми в широкополосных системах связи следующего поколения, позволяющих передавать видеоизображение в режиме реального времени.
Но до этого этапа "Фомосу" предстоит еще дожить, а сейчас чувствуется дефицит квалифицированных кадров для проведения НИР. Эти проблемы руководители "Фомос" уже начали решать, наладив обратную связь с родным институтом: одна из центральных фигур компании - ее научный руководитель Олег Бузанов в прошлом году возглавил в МИСиСе кафедру физики кристаллов.
"Слишком быстро, по-венчурному, развиваться мы не можем, потому что надо готовить кадры, а значит, поддерживать научную школу", - говорит член-корреспондент РАН Константин Рудаков, возглавляющий компанию "Форексис" (это победитель первого Конкурса русских инноваций). Программное обеспечение этой компании легко определяет, какой банк надежный, а какой нет, какие абоненты сотового оператора через месяц перебегут к конкурентам, каким покупателям супермаркета понравится новый товар, за кого будут голосовать в том или ином регионе и какой трейдер на бирже играет на понижение. Математическая теория, положенная в основу технологии "Форексис" разрабатывалась с 50-х годов и полностью опубликована уже лет пятнадцать-двадцать назад в научных журналах. Но овладеть этой математикой, кроме нескольких десятков учеников основателя этой школы Юрия Журавлева, с тех пор так никто в мире и не смог. Столь сложным оказался научный метод. "Мы можем позволить себе взять программиста за три тысячи долларов, - утверждает профессор Рудаков, - но надо пять лет проработать с человеком, чтобы он понял, чего мы хотим, как мы ставим задачи и как мы решаем эти задачи. Зато работает он на редкость легко и быстро, опережая конкурентов, и умеет синтезировать высококачественные алгоритмы лучше всех в мире".
По сути, малый бизнес, работающий на поддержку уникальных постсоветских научных школ, - это нонсенс с точки зрения нормального инвестора. Но для формирующейся на наших глазах российской НИС это - факт. Может быть, позже, когда государство вспомнит наконец о своих прямых обязанностях по поддержке национальной инновационной инфраструктуры, мы сможем рассуждать о большей или меньшей эффективности венчурной или мегапроектной схем. Пока же, на наш взгляд, стоит внимательно присмотреться к этим странным, но уже ставшим популярными формам бизнеса, выросшим без государственного призора и венчурных инвестиций, - малым инновационным фирмам, жизнь которых невозможна без поддержки уникальной научной школы и сохранения центра принятия решений в российских границах.
|