Свита царя Мидаса

Венчурные инвестиции в российскую экономику не думают терять своей популярности. Найти молодую перспективную компанию, вооруженную нестандартной бизнес-идеей, помочь ей в развитии собственными деньгами, а через несколько лет получить колоссальный доход от продажи компании стратегическому инвестору или от вывода ее на IPO - отечественные миллионеры не прочь повторить путь отцов-основателей Google или Intel «здесь и сейчас». Однако большая часть рынка рискованных инвестиций принадлежит специализированным фондам. Они работают системно, имеют свою методику оценки проектов и располагают значительными финансовыми ресурсами. Впрочем, это совсем не означает, что вход для романтиков от капитала на этот рынок воспрещен: частники могут сорвать джекпот, вложившись в проекты нулевой или очень ранней стадии развития, которые, как правило, мало интересны инвестбанкирам. Риски в этом случае действительно высоки, но финансовое чутье и благоприятная конъюнктура способны в течение пары лет сделать везучего инвестора миллионером. Повторить сценарий «американской мечты» в российских условиях? Собственно, а почему бы и нет?

Венчурная колыбель

Всерьез о венчурном инвестировании в российскую экономику заговорили 3-4 года назад. Именно тогда на рынке высокорискованных вложений началась по-настоящему системная работа по образу и подобию западной. Возник тренд, который остается актуальным и поныне. Венчурным бизнесом заинтересовались инвестбанки. Кроме прямых сделок по приобретению проектов они создают паевые инвестиционные фонды, открывая доступ к венчурным вложениям даже представителям среднего класса. Более того, одним из участников венчурного рынка решило стать государство. Летом 2006 года постановлением правительства РФ (№516 от 24 августа 2006 года) было создано ОАО «Российская венчурная компания» (РВК). Согласно данным официального сайта, РВК представляет собой «государственный фонд венчурных фондов Российской Федерации […], служит источником недорогого финансирования […] компаний, находящихся на ранней фазе развития».

По всем признакам, рынок рискованных вложений в инновационные проекты уже подходит к состоянию, близкому к зрелости. И пора бы, ведь венчурные инвестиции, если разобраться, существуют в России уже лет двадцать и возникли вместе с частной собственностью. Собственно, как раз они и стали колыбелью отечественной экономики - такой, какой мы ее видим сейчас. Крупнейшие сотовые операторы, банки, страховые компании, ритейлеры и другие предприятия - все эти проекты для своего времени были целиком и полностью венчурными. В них инвесторы на заре 1990-х вкладывали деньги на собственный страх и риск.

Разумеется, в то время ни о какой институционализации инвестиционных процессов речи не шло: российские предприниматели были заняты главным образом разделом государственной собственности, а не вложениями в принципиально новые для молодой рыночной экономики проекты. Даже иностранные инвесторы попали под влияние околоприватизационной горячки. «Те 11 фондов, который создал для работы в России Европейский банк реконструкции и развития, инвестировали в уже существующие предприятия, поэтому только назывались венчурными, - вспоминает те времена управляющий партнер фонда «Русские технологии» Михаил Гамзин. - Но параллельно этому усилиями российских предпринимателей создавались проекты телекоммуникационного сектора, розничные сети и другие компании, которых ранее в экономике страны не было». «Высокие темпы роста российской экономики, а также риски, которые были присущи ей некоторое время назад, делали любые вложения в Россию венчурными», - добавляет директор департамента IT-инвестиций инвестхолдинга «ФИНАМ» Алексей Басов.

Оптимистичный миллиард

Сегодня сфера интересов венчурных инвесторов значительно расширилась. По признанию самих участников рынка, им интересен любой проект, способный принести доход. По оценкам ИК «ФИНАМ», фаворитами предпочтений являются информационные технологии и телекоммуникации, химия, разработка и производство новых материалов, биотехнологии и т.д. «Русские технологии» считают IT самой лакомой областью для рискованных инвестиций: это перспективная, динамичная область, в России по направлению IT много действительно очень талантливых людей, объясняет Михаил Гамзин. По его оценке, примерно половина всех старт-апов приходятся как раз на IT-проекты и технологии. Второе место в рейтинге фонда занимает сфера телекоммуникаций, а третье - сетевые медиа. Президент фонда ABRT Ратмир Тимашев, который как бизнесмен начинал в США, не скрывает, что пришел в Россию за IT-инновациями: «Мы инвестируем в проекты, которые имеют потенциал выхода на запад». Используя знания и опыт отечественных программистов, бизнесмен и его компаньон Андрей Баронов развивают компанию Veeam Software. Она специализируется на enterprise system management (системах корпоративного системного администрирования) на основе виртуальных машин. Бенефициары Veeam Software строят компанию мирового уровня и настроены очень серьезно. «Если мы и будем ее продавать, то не так дешево, как в свое время продали «Аэлиту» ($115 млн). Цель - по крайней мере $5 млрд, и то не ранее чем через несколько лет», - говорит Ратмир Тимашев. Второе направление бизнеса фонда - инвестиции в другие компании смежной сферы. Размер долей - от 30% до 90%.

Говоря о стоимости российских инновационных компаний, их владельцы оперируют цифрами в миллионы и миллиарды долларов, но каковы же начальные вложения в российские проекты? У экспертов нет единого мнения относительно объема отечественного рынка венчурного капитала. Так, российский Forbes говорит о $100 млн освоенных средств в год. Опрошенные E-xecutive инвесторы называют оценку журнала излишне консервативной. Михаил Гамзин из «Русских технологий» говорит, что масштабы венчурных вложений значительнее на порядок, то есть приближаются к отметке в $1 млрд. «Мы сделали классический фонд объемом $50 млн, из него финансируются 10 проектов, - рассказывает он о бизнесе своей компании. - Модель работы - экспортно-импортная. Из-за рубежа в Россию, например, мы импортировали технологию WiMAX. На внешний рынок ориентированы компании Wostec (наноструктуры, оптоэлектроника, полупроводники), PBC Lasers (оптические технологии, лазеры, светодиоды), Ultra Motors (экономичные и дешевые электромоторы для легкого наземного транспорта), SJ Labs (разработчик софта для IP-телефонии; проект продан в конце 2007 года)».

«В российскую венчурную индустрию вложено существенно больше, чем $100 млн. Только Рунет за последний год поглотил такую сумму, - подсчитал Алексей Басов. - Если говорить о фонде «Финам - Информационные технологии», то стоимость его чистых активов превышает $66 млн. Стоимость прочих активов, которыми «ФИНАМ» владеет напрямую, по нашим оценкам, как минимум не ниже этого показателя. Сейчас у нас есть доли в десятках различных проектах, и число таких проектов продолжает расти».

Но даже оптимистичный миллиард не помогает России выглядеть презентабельно на фоне конкурентов. Сравнение с США и даже Индией явно не в пользу нашей страны: в венчурные проекты там ежегодно вкладывается $25,8 млрд и $7 млрд соответственно.

Воскрешение оборонки

Во времена СССР самой инновационной отраслью экономики страны была оборонка. Несмотря на кажущийся упадок, промышленность продолжает разработку технологий, многие из которых вполне могли бы быть применимы для массового рынка. К сожалению, пока многие ноу-хау так и остаются внутри различных НИИ и ФГУПов, поскольку их руководство не всегда владеет навыками коммерциализации разработок. А часто перспективные разработки вообще подпадают под категорию секретных (например, если технологию мирного назначения разработала компания, работающая на ОПК). Знакомый с ситуацией Алексей Басов констатирует, что ситуация постепенно меняется в лучшую сторону. Фактор секретности будет преодолен за счет создания различных совместных предприятий, которым после соответствующих согласований, перейдут перспективные разработки, интересные для массового внедрения. Представитель «ФИНАМА» подчеркивает, что спектр инноваций от ВПК чрезвычайно широк. Это не только связь и навигация, но и то, что принято называть нанотехнологиями, робототехника и т.д. По его мнению, при сохранении существующих тенденций через несколько лет Россия может стать значимым экспортером технологий.

Управляющий партнер «Русских технологий» менее оптимистичен в прогнозах повсеместного распространения инноваций - особенно в реальном секторе экономики. Причина, по его мнению, в том, что тот самый реальный сектор не демонстрирует устойчивого внутреннего спроса на hi-tech. Этот спрос нужно стимулировать, о чем догадались правительства стран, которые рассчитывают занять видное место на мировой технологической арене. В России об этом много разговоров, но реальных действий мало: у нас, когда говорят о каких-то активных действиях, тут же предусматривают дележку денег, сокрушается Михаил Гамзин. По его мнению, более оправданным шагом было бы улучшение работы сертифицирующих органов. Это сохранит массу времени. «Сейчас мы рассматриваем возможность вложить деньги в компанию, которая делает очень неплохой продукт для промышленности. Его использование сулит сумасшедшую экономику при внедрении. Представители той компании посчитали, сколько времени нужно, чтобы внедрить их технологию на всех предприятиях отрасли в России при действующей системе сертификации. Знаете, сколько у них получилось? Полторы тысячи лет! Вместо того, чтобы пройти испытание в одном сертификационном центре и получить добро на повсеместное внедрение, продукт на каждом предприятии заново проходит испытания. О каком спросе мы говорим?!» - горячится топ-менеджер.

Вклад государства

Кроме частного капитала на рынке венчурных инвестиций рассчитывает поучаствовать государство. При создании ОАО «Российская венчурная компания» активно использовался израильский опыт. Государственные венчурные фонды действуют во многих других странах, например, на Ближнем Востоке, в Скандинавии, рассказывает Алексей Басов из «ФИНАМА». Россия избрала путь частно-государственного партнерства. Она привлечет опыт частных венчурных инвесторов, что, по идее, должно сделать расходование средств госкорпораций более эффективным.

Михаил Гамзин критически смотрит на эту затею государства. «Государственные деньги не смогут создать спрос на инновационные продукты и решения, - говорит управляющий партнер «Русских технологий». - Было бы намного эффективнее направить средства на оптимизацию системы стандаритизации и сертификации, но госкомпания за это дело не возьмется - это тяжелая, рутинная работа, ее результаты часто не видны. Необходимы вложения в инфраструктуру. В США, например, на каждый вложенный в венчурный проект доллар приходится три доллара инвестиций именно в инфраструктуру».

Как бы то ни было, участники не ожидают перегрева отечественного рынка рискованных инвестиций из-за притока государственного капитала. Алексей Басов замечает, что в рамках РВК речь идет о серьезных, но не столь больших средствах, чтобы насытить индустрию, поэтому некий дефицит венчурных ресурсов будет сохраняться.

Россия для русских. И для нерусских

В отличие от правительств, иностранные венчурные фонды в гораздо меньше степени страдают технологическим патриотизмом, поэтому наряду с российскими фондами ищут инновационные идеи в нашей стране. Впрочем, пока их российским коллегам особо нечего опасаться: ни в «ФИНАМЕ», ни в «Русских технологиях» пока не чувствуют какого-либо прессинга со стороны зарубежных конкурентов. Алексей Басов утверждает, что российским и зарубежным фондам часто бывает правильнее выбрать политику сотрудничества. Так и поступил несколько лет назад его инвестбанк, войдя в капитал компании «Бука» (разработчик софта) вместе с фондом NORUM. На данный момент более или менее серьезная конкуренция ощущается в Рунете, где сейчас заметна проблема нехватки новых проектов. Приоритеты иностранцев мало чем отличаются от интересов российских венчурных инвесторов - растущие отрасли экономики, как новые, так и традиционные. Михаил Гамзин считает, что конкуренция с иностранцами если и есть, то лишь в области IT, на этапах middle stage: «На уровне early stage мы конкуренции со стороны западных игроков мы пока не ощущаем».

Инвестфонд ABRT пошел дальше по пути интеграции, призвав инвестфонды OpenView Venture Partners и Mangrove Capital Partners в число своих стратегических партнеров. По словам Ратмира Тимашева, его компания активно использует два набора критериев от обоих фондов для оценки интересных проектов. Более зрелые проекты средней стадии оцениваются по более консервативной методике OpenView. Для фонда больше важны операционные показатели: с какой скоростью растут обороты компании, каковы показатели прибыльности, какое к компании отношение со стороны потребителей. Инвесторы из Mangrove, напротив, обращают внимание как раз на активность и успешность команды проекта. Демонстрацией правомерности применения «командного подхода» стала инвестиция в Skype. «Фонд целенаправленно искали тех парней, которые только что продали файлообменник Kazaa из-за юридических претензий со стороны американских компаний, - рассказывает Ратмир Тимашев. - Расчет Mangrove был прост: команда, придумавшая Kazaa, на одном проекте не остановится. Если ребята сделали одну великую вещь, то есть большая вероятность того, они придумают еще что-то не менее гениальное. По крайней мере, шансов у них намного больше, чем у любой другой команды».

Ясли для технологий

В отношениях с фондами и портфельными инвесторами небольшие инновационные компании всячески стремятся оправдать поговорку «Мал золотник, да дорог», а уж перспектива широкого внедрения результатов работы такой компании и вовсе способна вознести ее цену до небес. Потенциальных потребителей новых технологий и продуктов сектора B2B такая ситуация, конечно же, устроить не может. Поэтому все больше крупных производственных компаний начинают изыскания сами, а в ряде случаев даже выводят собственные разработки в отдельное направление. Таковыми, например, являются проекты SWsoft (ожидается скорое IPO), а также Acronis выходца из Силиконовой Долины Сергея Белоусова. В новые разработки вкладывается IT-холдинг IBS. Также двигателями инноваций и принципиально новых для России проектов становятся инвестиционные фонды. Так, инвесткомпания «ФИНАМ» не только покупает технологии и проекты, входя в капитал их разработчиков, но и создает их самостоятельно.

Естественным желанием создателей венчурных проектов является получение максимальной отдачи с вложенных ресурсов. Согласно статистике журнала Forbes, в США примерно 10% венчурных инвестиций приносят прибыль. В России эта цифра несоизмеримо выше. В «ФИНАМЕ» не берутся точно оценить аналогичный показатель для нашего рынка высокорискованных вложений в целом, но говорят, что все проекты инвестхолдинга приносят доход. «С учетом того, что формируются новые фонды и развиваются существующие, можно предположить, что показатель успешности на рынке как минимум не ниже 60%», - говорит Алексей Басов. Михаил Гамзин в общем и целом разделяет точку зрения коллеги: больше половины проектов прибыльные, считает инвестор.

В один прекрасный день владельцы небольших успешных компаний просыпаются миллионерами. И нет ничего удивительного в том, что этот день совпадает с датой IPO. Публичное размещение - не только источник средств для дальнейшего развития компании и индикатор ее справедливой стоимости, но и возможный вариант выхода инвесторов или собственников из проекта. Впрочем, российский опыт свидетельствует, что вариант с IPO пока еще мало применим для нашей страны. Процесс акционирования долгий, тяжелый и очень рискованный. «На публичное размещение идут всего 5% компаний, - говорит Ратмир Тимашев. - В основном собственники и менеджеры выбирают продажу компании «стратегу» либо идут по третьему пути - перепродают доли другому инвестору. Это чисто российская фишка, для остального мира это нонсенс». Алексей Басов утверждает, что российская венчурная индустрия пока не знала выходов на IPO. «Большинство проектов успешно развивается. В каких-то случаях компании перешли к стратегическому инвестору либо выкуплены менеджментом. Пока ситуаций выходов из проектов не так много: компании продолжают расти, их выгоднее держать, а не продавать».

Куда приводят мечты

Венчурная индустрия США питается деньгами так называемых ангел-инвесторов. Это частные капиталисты, и у них нет профессионального статуса: они не проводят тщательного исследования отрасли, в которых будет присутствовать продукт или технология, не осуществляют оценку конкурентов, не анализируют ситуацию на рынке детально. Ратмир Тимашев, который начинал карьеру венчурного капиталиста именно в Штатах, хорошо знаком с ситуацией. По его словам, ангел-инвесторы стали неотъемлемой частью «экосистемы» американского мира венчурного капитала: их вклад в развитие инноваций исчисляется миллиардами долларов. Они специализируются на проектах нулевой либо очень ранней стадии, не стеснены, в отличие от фондов, условностями и могут позволить себе «эмоциональные» инвестиции, например, вложить деньги в маленькое «гаражное» предприятие своих друзей.

«Ангелы» не стеснены рамками одной страны и могут искать новые проекты за пределами США. Отвечая на вопрос о том, присутствуют ли в России иностранные ангел-инвесторы, собеседники E-xecutive сошлись во мнении, что они все же есть, но их активность пока не ощущается. По мнению Михаила Гамзина, на российском рынке рискованных вложений целенаправленной работы ангел-инвесторов пока не видно, а поэтому говорить о появлении сегмента «ангельских» инвестиций пока не приходится. «Мы знаем о существовании бизнес-ангелов, но о том, насколько они профессиональны, судить сложно. Реальный спрос на проекты у людей со свободными деньгами появится тогда, когда начнутся массовые IPO высокотехнологичных компаний, основанных с помощью венчурного капитала», - говорит управляющий директор «Русских технологий».

Помочь становлению сегмента «ангельских» инвестиций может любой, у кого есть $50-200 тыс. свободных средств - именно столько стоит «входной билет» в венчурный проект в России. Рыночное чутье и немного везения способны увеличить эту сумму, и в большинстве случаев значительно. Речь идет о тысячах процентов прибыли. Венчурный капиталист Александр Галицкий в интервью Forbes сказал, что инвестор хочет получить в 10 раз больше, чем вложил. Ратмир Тимашев осторожнее подходит к оценке доходности рискованных операций, предлагая трезво оценивать риски и соотнести их с возможным профитом. Минимальные риски - на стадии private equity, когда компания акционирована, ее бумаги обращаются на бирже, а финансовые потоки максимально прозрачны. Инвесторы private equity могут рассчитывать на двукратную прибыль. Для «ранних» инвесторов рост капитала в 5-10 раз в течение пяти лет - это нормально. Соотношение риска и доходности проекта ранней стадии является приемлемым для «ангелов», у которых есть довольно мощные финансовые ресурсы, и для инвестиционных фондов. «Ангелы» нулевой стадии вынуждены идти на колоссальные риски, но «гран-при» в этом случае способен превратить просто обеспеченного частного инвестора в просто богатого человека: 30-50-кратный возврат инвестиций в таких операциях - не редкость.

Впрочем, для хладнокровной работы на рынке с такими возможностями нужно иметь особый ум и немного авантюрный склад характера. Если эти вы наделены этими качествами в полной мере, то у вас действительно появляется шанс не просто стать ближе к американской мечте, но и примерить корону царя Мидаса, который превращает в золото все, к чему прикасается.