Культура паркового хозяйства

Статистика - штука коварная, поскольку очень часто допускает весьма произвольное толкование явлений, дает основания для нереальных прогнозов и вселяет несбыточные надежды. Более чем наглядный пример представляет собой сейчас наша индустрия ИТ, отчетные показатели которой за последние пару лет создают впечатление чуть ли не полного благополучия и служат поводом для бесчисленных рассуждений и заявлений о вступлении России в эпоху стремительного технологического взлета и процветания самых прогрессивных отраслей хайтека. Ну в самом деле: вот уже по крайней мере два года подряд темпы роста внутреннего рынка информационных технологий остаются у нас одними из высочайших в мире (25-30%), производительность труда в компаниях, занятых разработкой программного обеспечения, во многих случаях превышает уровень передовых международных стандартов, а качество вузовской подготовки специалистов по точным наукам продолжает гарантировать постоянный приток квалифицированных кадров в различные сферы инфобизнеса. Исходя из всех этих данных министр информационных технологий и связи РФ Леонид Рейман достаточно убежденно говорит сегодня о том, что к концу текущего десятилетия объем производства национальной ИТ-промышленности может увеличиться в пять раз и достичь 40 млрд. долларов. «Мы ожидаем, что к 2010 году доля отечественной информационно-технологической продукции составит не менее 5% от ВВП, а наши программисты займут примерно 7% глобального рынка компьютерно-программного обеспечения», - заявил министр в своем выступлении на Российском экономическом форуме, проходившем в апреле в британской столице.

Подобный оптимизм в оценке кардинальности и перспектив поворота страны в направлении инновационного развития разделяют, правда, не все. На том же апрельском конгрессе в Лондоне советник президента Путина и последовательный радикальный либерал Андрей Илларионов, известный своими резкими, откровенными и нелицеприятными для правительства суждениями, опять не удержался от того, чтобы не вступить в противоречие с официальным мнением об абсолютной правильности нынешнего экономического курса властей. Явно не воспринимая всерьез декларации о намерении государства отойти от ориентации на топливно-сырьевой сектор в сторону всемерной поддержки высоких технологий, он предостерег присутствующих и отсутствующих представителей деловых кругов от возможности «венесуэлизации» российского хозяйства (имея в виду политику администрации этой южноамериканской страны, превратившей нефтегазовую отрасль в едва ли не единственный источник национального дохода и использующей свой совершенно неэффективный контроль над ней для беспрестанного выкачивания поступлений в бюджет) и позволил себе довольно иронично высказаться в том смысле, что об индустриальных успехах России можно будет с уверенностью говорить тогда, когда британские бизнесмены соберутся проводить свой форум в Москве.

На кого работаем?

Коварство цифр, которыми сейчас принято стало оперировать при описании отечественных информационно-технологических достижений, состоит даже не в том, что их абсолютность или относительность преподносятся, как правило, в строгой зависимости от степени позитивности контекста - в конце концов, ни для кого не секрет, что при всем том исключительном подъеме, который переживал и продолжает переживать наш ИТ-рынок в последнее время, его совокупный объем (около 8 млрд. долларов) составляет 0,7% мирового и в 22 раза меньше объема американского, что индийские программные фирмы только на экспорте своей продукции зарабатывают уже вдвое больше (15-16 млрд. долларов), а величина зарубежных инвестиций в программно-аппаратное производство Китая в десять с лишним раз превышает сумму иностранных вложений в весь российский хайтек. Проблема в том, что за показателями роста выпуска продукции и производительности труда зачастую упускается из виду тот факт, что нашему высокотехнологичному бизнесу по-прежнему очень неуютно в условиях родной страны. Об этом свидетельствует хотя бы тенденция исхода молодых - т. е. наиболее перспективных - ИТ-кадров из отечественных компаний в заграничные: при том, что за истекшие семь лет университеты и институты России выпустили 1,3 миллиона специалистов в области математики, информатики и компьютерного инжиниринга (для сравнения - в Индии и Китае за этот же период было подготовлено соответственно 420 000 и 350 000 аналогичных профессионалов), только 70 тысяч из них к концу 2004 года работали по своему профилю на российских предприятиях.

Эти данные Microsoft Research в определенной мере подтверждаются и результатами исследований аналитиков IDC, по которым 55% штатных сотрудников российской ИТ-промышленности в той или иной форме трудятся на Билла Гейтса, занимаясь разработкой, адаптацией, продажей и обслуживанием программного обеспечения, распространяемого под маркой его корпорации. На сегодняшний день свыше 90% компьютерной техники ввозится на отечественный рынок из-за рубежа, и около 70% используемых в стране программных комплексов и решений тоже относится к импортной продукции - и это несмотря на то что в создании и доработке большинства систем SAP, Oracle, Scala и других известных производителей ПО самое непосредственное участие принимают наши специалисты, и даже в основе Pentium 4 лежит немалый вклад инженеров из Нижнего Новгорода, работающих в местном научном центре Intel. А ведь есть еще Hewlett-Packard, Sun Microsystems, Cisco, Siemens, Sony, LG, Huawei и много-много других гигантских, больших и не очень больших компаний из США, Западной Европы и Юго-Восточной Азии, активно использующих интеллектуальный потенциал российских ИТ-профессионалов с тем, чтобы потом реализовывать результаты их труда под своими брэндами, в том числе и на нашем внутреннем рынке.

Подобная практика в обстановке тотальной промышленной глобализации, конечно же, не является чем-то из ряда вон выходящим. Но на то и существует государство с приданными ему рычагами экономического регулирования, чтобы удерживать этот процесс в разумных, рациональных и выгодных для страны границах, за пределами которых ни о каком развитии собственной индустрии ИТ речи быть уже не может. А в России - со всеми ее параметрами информационно-технологического роста - эта индустрия представляет собой сегодня около трех сотен разномасштабных фирм (самые крупные из которых насчитывают не более 4-5 тысяч сотрудников), в то время как остальная и чрезвычайно многочисленная армия квалифицированных отраслевых специалистов предпочитает по вполне понятным и достаточно объективным причинам находиться под крылом чужеземного бизнеса. «Получается, что точка капитализации отечественных ИТ-компаний перемещается за рубеж, и Россия фактически оказывается в роли продавца интеллектуального сырья, - вынужден констатировать заместитель Леонида Реймана Дмитрий Милованцев. - И когда, например, начинается процедура продажи какой-нибудь из этих компаний, то оказывается, что компания продается уже не российская, а американская».

В непонимании остроты сложившейся ситуации правительственное руководство нашей ИТ-промышленности все-таки обвинить трудно: тот же министр Рейман в своем лондонском выступлении специально останавливался на том, что для дальнейшего поступательного движения отрасли необходимо создание особой экономической среды, стимулирующей ее количественный и качественный рост и ликвидирующей те организационные, финансовые, ведомственные и межведомственные барьеры, которые стоят сегодня на ее пути. Судя по всем происходившим с начала нынешнего года событиям, под созданием такой среды подразумевается прежде всего и главным образом строительство сети технопарков, о котором президент Путин объявил во время своего январского визита в Новосибирск и нашумевшего совещания с представителями отечественной научно-технической элиты в Академгородке.

Парки разного стиля

Ну что же, курс на сооружение и государственную поддержку технопарков выглядит весьма многообещающим - особенно в свете того, что подавляющее большинство лидирующих на сегодняшнем мировом рынке национальных ИТ-индустрий начиналось и продолжает подпитываться именно из таких территориально-экономических образований. Идея технопарков возникла в начале 50-х годов в Соединенных Штатах буквально на пустом месте. Дирекция знаменитого Стэнфордского университета в Калифорнии долгое время не могла найти целесообразного применения принадлежащему ему пустующему участку земли размером в несколько гектаров, пока не решила просто сдавать его по частям в аренду компаниям американского военно-промышленного комплекса, которые тогда переживали очередной период бума и энергично изыскивали площади для размещения заново формируемых подразделений и дочерних предприятий, предназначенных для выполнения инновационных разработок в высокотехнологичных областях.

Наличие правительственных заказов и государственных привилегий обеспечило этим фирмам успешный экономический старт, а близость к мощному и авторитетному научно-образовательному центру - приток молодых профессиональных кадров и помощь в проведении исследований. Однако потребовалось еще 30 лет, чтобы завершить возведение всего комплекса необходимых зданий и элементов инфраструктуры, который в конечном итоге сложился в современную Кремниевую Долину - обширный промышленный район, простирающийся от залива Сан-Франциско через город Сан-Хосе на юг и прославленный своими феноменальными достижениями в самых наукоемких индустриальных отраслях. Здесь расквартированы свыше 3 тысяч предприятий хайтека, в деятельности которых заняты около 300 тысяч человек. Здесь расположена половина всех бизнес-структур планеты, оперирующих венчурным капиталом. Здесь появились на свет многие фундаментальные изобретения конца ХХ века, включая микропроцессор и персональный компьютер, контактные линзы и электронный звукосинтезатор. И только здесь сконцентрировано такое количество именитых компаний, составляющих мировой информационно-технологический авангард. А ведь к сегодняшнему дню в США насчитывается уже более 160 технопарков (около трети от их общего количества на всем земном шаре), среди которых можно упомянуть такие выдающиеся научно-производственные центры, как «исследовательский треугольник» Северной Каролины, в состав которого входят три соседствующих университетских кампуса этого штата и целый ряд сотрудничающих с ними корпораций транснационального масштаба.

В Европе технопарки появились в начале 70-х годов. Одними из первых были Исследовательский парк университета Хэриот-Уатт в Эдинбурге, научный парк Тринити-колледж в Кембридже, Левен-ла-Нев в Бельгии, Зона научных и технических нововведений и производства (ZIRST) в Гренобле. София-Антиполис появился более 30 лет назад и только за последние 10 лет создал более 10,5 тыс. рабочих мест. Его площадь превышает 2 тыс. гектаров. Сейчас здесь расположены офисы примерно одной тысячи технологических европейских и американских компаний (например, штаб-квартира ETSI). Правда, основную поддержку София-Антиполису оказывало не только правительство Франции, но и Еврокомиссия. Затраты государственного сектора на создание французского технопарка составили в начале 70-х годов около 400 млн. франков, а частные вложения в строительство различных сооружений, включая и жилищные, составили от 250 до 400 млн. франков. Еще 300 млн. франков частный сектор выделил на строительство промышленных зданий и закупку оборудования.

Несмотря на отставание от США по времени включения в технопарковое движение, его европейские сторонники уже успели внести в первоначальную концепцию целый ряд собственных усовершенствований и модернизаций. Действующий в ряде стран и регионов Старого Света новый вариант технопарка характеризуется, в частности, наличием общего административного здания, предназначенного для размещения в нем штаб-квартир множества фирм (что способствует возникновению большого числа новообразуемых малых инновационных предприятий, пользующихся всеми преимуществами системы коллективных услуг), и присутствием нескольких учредителей (этот механизм управления значительно сложнее механизма с одним учредителем, однако намного эффективнее, например, с точки зрения доступа к финансированию).

Среди азиатских стран первопроходцем воплощения идеи технопарков выступила Япония. Власти Страны восходящего солнца первыми поставили формирование научно-производственных центров высоких технологий на рельсы государственного планирования, приняв в 1983 году закон «О технопарках». Для развития национальных технопарков правительством страны были разработаны специальные программы. Японская модель «научных парков» предполагает строительство совершенно новых городов - так называемых технополисов, для создания которых было выбрано 19 зон, равномерно распределенных по четырем островам. Все технополисы должны удовлетворять определенным критериям, в частности, быть расположенными не далее чем в 30 минутах езды от своих «городов-родителей» (с населением не менее 200 тыс. человек); занимать площадь меньшую или равную 500 кв. милям и т. д. Яркий пример - город Цукуба в 35 километрах от Токио. В нем живут 1,5 тысячи человек, работающих в 50 государственных исследовательских институтах и двух университетах. В Цукубе находятся 30 из 98 ведущих государственных исследовательских лабораторий Японии. Правда, Цукуба - город фундаментальных исследований, и роль частного сектора в нем невелика.

По инициативе и при действенной помощи правительства Индии удалось создать свою Кремниевую долину и в этой стране. Крупнейший национальный технопарк в Бангалоре существует уже более 20 лет и сегодня является средоточием десятков образовательных и научных учреждений, исследовательских и производственных предприятий, в которых работают свыше 80 тысяч первоклассных специалистов. Сейчас в Индии функционируют уже 11 подобных Бангалору технопарков, которые приобрели черты комплексных научно-исследовательских центров «замкнутого производственного цикла» с современной инфраструктурой и с самыми передовыми средствами проведения разработок в области электроники и информатики. Эти центры освобождены от налога на импорт, а на первые пять лет своей деятельности - от уплаты внутренних налогов и сборов, также имеют множество других льгот по оплате услуг энергоснабжения, связи (включая спутниковую) и т. п., беспрепятственно получают все виды необходимых лицензий и разрешений. Сами компании и их инвесторы имеют дело с минимальным количеством правительственных учреждений, а в идеале - с одним «государственным окном». Все эти факторы вместе взятые послужили главнейшей причиной того, что Индия превратилась в мирового лидера оффшорного программирования и теперь активно пробивается в ряды ведущих стран и на других участках глобального ИТ-рынка.

Не менее яркий пример эффективности высокотехнологических анклавов представляет собой и китайская свободная экономическая зона Шэньчжэнь, созданная в 1980 году. Только за первые пять лет ее деятельности объем выпуска наукоемкой промышленной продукции в регионе (в стоимостном выражении) вырос в 40 раз, а еще через 7 лет - в 90! До создания зоны Шэньчжэнь был рыбацким поселком, в котором проживало 20 тысяч человек. Через пять лет это уже был индустриальный центр с населением миллион человек, через 8 лет - 5 миллионов. Всего в Китае были созданы зоны в 14 прибрежных городах для развития внешней торговли. На каждый гектар зоны в период ее становления ежегодно приходилось примерно 15-17 миллионов долларов инвестиций. Сейчас же счет привлеченных средств уже идет на десятки миллиардов.

Пора «оседлого земледелия»

При всем разнообразии форм и методов реализации идеи технопарков (в их широком понимании) их обобщенную модель можно представить в виде научно-производственного комплекса, который осуществляет технологическую цепочку от теоретических исследований до выпуска нового продукта и объединяет деятельность научно-исследовательских, опытно-конструкторских институтов и организаций, высших учебных заведений, коммерческих структур и местных органов власти и управления, совместная инновационная деятельность которых всемерно поддерживается и экономически стимулируется государством. Авторы и приверженцы концепции технопарков уже давно осознали, что времена, когда прогрессивные технологии сами пробивали себе путь к осуществлению и находили дорогу к потребителю, безвозвратно прошли, и огромное множество технологических решений стратегической важности обречено на гибель в условиях все более жесткой глобальной конкуренции, при которой не только успех, но и само выживание определяется скоростью вывода идеи на рынок в виде готовой продукции. Как говорят организаторы существующей в нашей стране Российской ассоциации технопарков, «во всем мире наступила пора переводить процесс технологической эволюции от исторического этапа „охоты и собирательства“ к более продуктивному „оседлому земледелию“, основанному на целенаправленной селекции пород и сортов».

Справедливости ради следует отметить, что и у нас в стране первые образования технопаркового типа стали появляться тоже не вчера. Даже в отсутствие какой бы то ни было рыночной экономики объективная необходимость развития высоких технологий (нацеленных, в первую очередь, на повышение обороноспособности) привела к возникновению в 50-х годах того же новосибирского Академгородка, объединившего около 40 учебных и исследовательских учреждений со всей сопутствующей инфраструктурой и организационно-финансовой поддержкой государства. Аналогичные научно-промышленные комплексы были построены на Урале (Екатеринбург) и Дальнем Востоке (Владивосток).

А в начале 60-х первым информационно-технологическим центром СССР стал подмосковный Зеленоград, задуманный поначалу всего лишь как вынесенный за пределы Москвы «город-спутник» или попросту «спальный район» столицы. В структуре Зеленограда были предусмотрены по сути дела все элементы идеального технопарка: расположенный там Московский институт электронной техники готовил высококлассных специалистов практически по любому отраслевому профилю, специализированные научно-исследовательские институты и конструкторские бюро занимались разработкой технологических процессов, компонентов, узлов, целостных электронных систем и их программного обеспечения, а «приданные» каждому из этих НИИ и КБ заводы принимали результаты их разработок в опытное и серийное производство. Вся эта научно-промышленная картина дополнялась вполне благоустроенными по тогдашним меркам бытовыми и коммунальными условиями жизни 130-тысячного населения Зеленограда, которое почти в полном своем составе трудилось на предприятиях микроэлектроники или городского хозяйства. И о результатах его работы, помимо оснащенных зеленоградской техникой ракетно-космических комплексов и орбитальных станций, говорит и тот факт, что даже в американской прессе этот город до некоторых пор именовался «Soviet Silicon Valley». И нет никакой вины Зеленограда и его жителей в том, что из-за недальновидной стратегии союзного Министерства электронной промышленности и общегосударственных политических катаклизмов конца 80-х - начала 90-х годов весь этот отлаженный технологический механизм попал в состояние глубочайшего кризиса и был по сути дела остановлен.

Фактически по той же схеме и с теми же историческими передрягами развивалась ситуация и в целом ряде других российских интеллектуальных центров - Дубне с ее институтом ядерных исследований, Черноголовке с не менее известным НИИ проблем химической физики, научно-индустриальном комплексе МИФИ и т. д. Сразу же после развала Советского Союза во всех этих центрах активизировались инициативы по законодательному упорядочению их функциональной деятельности и закреплению за ними соответствующего юридического статуса со всеми вытекающими из него экономическими условиями. Но, как оказалось, интерес к приобретению подобного статуса проявили не только они: идея объявить себя технопарком, технополисом или свободной экономической зоной захватила едва ли не все географические точки постсоветского пространства (по большей части не имевшие никакого отношения к технологическим разработкам), представляясь панацеей от всех обрушившихся на них хозяйственных бед и проблем. В конце концов тогдашнее правительство Российской Федерации, устав отмахиваться от наседающих претендентов на «высокое звание», приняло решение об учреждении 11 СЭЗ, а потом их количество стало расти едва ли не в геометрической прогрессии безо всякого, естественно, эффекта для обладателей этого титула и государственной экономики.

В «бермудском треугольнике»

И вот теперь идея технопарков, успевшая, как и многие другие позитивные концепции в нашей стране, утратить с течением времени свой первоначальный смысл, значение и целенаправленность, вступает, кажется, в очередную фазу своей нелегкой реализации. Еще в ноябре прошлого года кабинет министров одобрил подготовленную ведомством Леонида Реймана «Концепцию развития рынка информационных технологий в Российской Федерации». Согласно этому документу, «важнейшим мероприятием является разработка программы создания специальных территорий развития ИТ (технопарков). Основные преимущества таких территорий - создание критической массы специалистов и развитой телекоммуникационной инфраструктуры, а также наличие специального режима налогообложения». В плане реализации предусматривалось, что разработка программы создания технопарков будет утверждена правительственным постановлением в первом квартале 2006 года, но после январской поездки президента в Новосибирск было объявлено, что первые четыре ИТ-парка в будущем году в России должны быть уже созданы.

«Главной изюминкой» нового юридического статуса технопарков предполагается сделать льготную систему их налогообложения. Облегчение «налогового бремени» должно позволить российским ИТ-компаниям работать на международном рынке практически на равных с конкурентами, которые, будучи зарегистрированными на Кипре, в США или Швейцарии, перечисляют лишь стандартный корпоративный налог - от 2% до 5% от оборота. «Специфика компаний, которые занимаются информационно-технологическими разработками, в том, что фонд оплаты труда составляет от 30% до 50% от общей выручки, и единый социальный налог имеет для них очень большое значение, - отмечает Александр Голиков, генеральный директор группы компаний „АСКОН“, занимающейся созданием и интеграцией систем автоматизированного проектирования и управления данными. - В то же время для предприятий промышленного сектора, например нефтедобывающих, эта цифра в среднем составляет 3-5%». То, что российская налоговая система практически не «видит» этих различий, хорошо понимают в Мининформсвязи. «Мы прекрасно представляем себе, какая нагрузка на фонд оплаты труда у добывающей компании и у компании, которая занимается разработкой, - подчеркнул Леонид Рейман. - Именно на этом базируется доказательная база, когда мы предлагаем вводить специальный режим по налогообложению». Но до поры до времени все представители министерства тщательно воздерживались от того, чтобы называть точные цифры. «Могу сказать, что те предложения, которые сейчас дискутируются, с нашей точки зрения, должны привести к тому, что эффективная ставка налогообложения будет примерно 6%, - говорил сам министр накануне майских праздников. - Мы обсудили в правительстве более гибкие формы поддержки ИТ-отрасли. С нашей точки зрения, они должны делиться на две модели: первая - это упрощенное налогообложение, вторая - вмененное налогообложение». При этом глава министерства отметил, что обсуждение проходило при поддержке со стороны заместителя председателя правительства Александра Жукова.

«Наше ведомство, - как сообщил со своей стороны Олег Бяхов, директор департамента стратегии построения электронного общества Мининформсвязи, - достаточно жестко отстаивает позицию специального налогового и таможенного режима для ИТ-отрасли. При совместном анализе с ФНС России найдены практические возможности использования в качестве отраслевых тех специальных режимов налогообложения, которые имеются в Налоговом кодексе. Возможно, что оптимальным решением проблем, связанных с ростом экспортного потенциала отрасли, стало бы распространение на нее административного режима налогообложения. Но на данный момент позиция фискальных органов прямо противоположная. Они утверждают, что этого делать нельзя». «Упрощенное налогообложение будет базироваться на соответствующем законе, - продолжает Леонид Рейман. - Наше предложение сводится к тому, чтобы учесть в нем „компании, занимающиеся производством электронного программного обеспечения и предоставлением услуг в этой области“. В этом случае они не будут ограничены в построении распределенной структуры, как написано в законопроекте об особых экономических зонах (ОЭЗ), который разработан в Минэкономразвития. Согласно ему, предполагается обязательное физическое размещение всех сотрудников компаний - резидентов ОЭЗ на их территории. Иначе на них не будут распространяться льготы, предусмотренные законом об ОЭЗ».

А пока в «бермудском треугольнике» Мининформсвязи, Минэкономразвития и финансовых органов проходят процедуры согласования понятий и параметров будущего законодательства о технопарках, не остаются в стороне от дискуссий на эту тему и предполагаемые действующие лица новой государственной программы - представители российского бизнеса ИТ. Немало разговоров вызвало обнародование Германом Грефом «примерного перечня» первоначальных кандидатов на получение технопаркового статуса в 2006 году. По словам министра экономики, пока более или менее точно известно о пяти из них: это Новосибирск, Нижегородская область, Дубна, Черноголовка и Санкт-Петербург. Сразу же обратило на себя внимание отсутствие в этом списке Зеленограда («недолоббировали» - предполагают аналитики), а также то, что из всех перечисленных городов только в Черноголовке за последние годы накоплен определенный опыт разработок в области информтехнологий. Остальные же центры, по выражению Грефа, «необходимо будет перепрофилировать согласно новым задачам». Очевидно, что при отсутствии, например, в Дубне достаточного количества квалифицированного ИТ-персонала и специализированных учреждений для его подготовки проблема дефицита кадров будет решаться путем их привлечения из других городов и весей России. Но даже если она и решится, то каким образом в пределах одного и того же небольшого населенного пункта будут сосуществовать преуспевающие (по определению) сотрудники новообразуемых компаний инфобизнеса с работниками существующих предприятий фундаментальной науки, еле-еле сводящими концы с концами? На этот вопрос ответа пока нет.

Веришь - не веришь

Как нет у самих ИТ-бизнесменов уверенности в том, что нынешняя политика правительства по поддержке их технологической и предпринимательской деятельности - это всерьез и надолго. «Когда мы попытались вывести свою продукцию по информационной безопасности на американский рынок, - вспоминал на февральском круглом столе представителей индустрии ИТ, посвященном будущему российских технопарков, генеральный директор компании „Элвис+“ Александр Соколов, - немедленно проявил себя Государственный департамент США, и ни одной продажи без его ведома осуществлено не было. Но с другой стороны, когда в период горячих дискуссий о присоединении России к ВТО вопросы информационной безопасности обсуждаются нашими госструктурами с руководством российских и зарубежных ИТ-компаний, последние безапелляционно высказываются „за“, будучи в полной уверенности, что это присоединение произойдет не на равных для нас условиях. „Присоединяйтесь, - говорят они нам, нисколько не опасаясь возражений от российских правительственных чиновников, - но только ваше ПО, например, алгоритмы криптографии, не будет признано равноценным и равноправным нашему“».

Да и откуда может возникнуть у отечественного ИТ-предпринимателя доверие к российскому правительству, когда сам президент, так активно ратующий за информационно-технологический прогресс и развитие технопарков, во время своего посещения Бангалора не моргнув глазом подписывает межправительственное соглашение, открывающее дорогу на внутренний рынок России индийским программным фирмам, являющимся по всем параметрам нашими главными соперниками и конкурентами? Неопределенность экономической линии государства, непоследовательность его практических действий, непостоянство законодательной политики - все это, в конечном счете, вызывает полную неуверенность нашего инфобизнеса в завтрашнем дне, провоцирует серьезные опасения потенциальных инвесторов и заставляет задуматься о том, что нынешний этап развития технопаркового движения в стране не есть проявление далеко идущих планов технологического прогресса, а всего лишь очередная (которая уже по счету) кампания.

Опубликовано в журнале "CIO" №6